Самая короткая ночь. Эссе, статьи, рассказы - Андрей Буровский

Но сижу я неподвижно, вытянул ноющую ногу, и вижу: вот еще существо… Вот еще… Пробегают, не задерживаясь… разве что на краю поляны, метров за 10, стоят, поднимаются на задние лапки, рассматривают меня, пересвистываются. Постепенно тварюшки перестают бояться, перебегают не так быстро, и все ближе. Вот они, выбегая из-за стены, замирают на несколько мгновений, глядя на меня черными круглыми глазами… Рассматривают. Я тоже рассматриваю их, и все в большем изумлении: ну какие ж это мыши?! Никакая мышь не сможет разожраться до размеров очень упитанной крысы. Пропорции тела у тварюшек скорее как у хомяков но не совсем… Задние ноги у них чуть длиннее передних, крестец торчит вверх. Хвостов опять же нет, или они совсем короткие. Уши круглые, но как-то подлиннее хомячьих. Какой-то особый местный хомяк? Крыса-мутант?! Не пойму…

Так и не понимаю, пока не возвращаются остальные.

– Пищуха альпийская! – Бросает Сергей Волков, – Очень полезное животное… Сена заготавливает много, ей самой столько и не надо. В снежные зимы марал только и жив бывает, что этим сеном… Как в тундре лемминги, так у нас пищухи…

И Волков смотрит в сторону пищух с одобрением.

– У них ноги задние длиннее передних…

– Они к зайцам близкие… зайцеобразные.

До сих пор я не видел в дикой природе две формы жизни: волка и пищуху. Вот и увидел, наконец. Только почему она «альпийская»? пищух насчитывают то 20, то даже 30 видов… из них только один встречается в Альпах, остальные – азиатские и американские. Но альпийские они или саянские, а пищухи мне понравились: толстенькие и деловитые. Очень положительные тварюшки, и если их одобряет Волков – значит, и правда полезные.

Волков и медведи

― Сколько я тут живу, с девяносто первого года занимался медведями… ― Говорит Сергей Волков. ― их штук двенадцать сам убил, и еще до тридцати – клиентами… А вообще они все умнее и умнее…

Я буквально подскакиваю: по Вернадскому, и биосфера в целом все время «набухает разумом», и каждый вид делается все разумнее и разумнее. Кое-какие сведения о разуме животных мне Волковы уже подкинули. вот опять. Рассказываю: есть мнение, что все виды животных, становясь все разумнее, вынуждают и других усложнять отношение к жизни, становиться многовариантнее, гибче, и в конечном счете умнее. Глупые гибнут много чаще.

Волков кивает: для него это очевидно на уровне не теоретических обобщений, а опыта. Говорит, что на Большой Речке, сталкиваясь с человеком, и медведи и волки стали умнее за последние 20 лет.

Решили на приманку волкам использовать собаку: посадили пса, привязали, и окружили кольцом капканов. Волки органически не переваривают собак. Они способны врываться в деревни, страшно рискуя, ловить собак под крыльцом, или между домами, вытаскивать из будок.

Но коварный план не удался: волки ходили вокруг, нюхали, а собаку не тронули. Видимо, понимали – что-то нечисто в этом появлении беззащитного пса среди леса!

И медведи. Двадцать лет назад они легко шли на приваду, не боялись. Теперь стали хитрые: или не идут так легко, или, по крайней мере, пытаются выйти к дохлой корове днем или утром когда охотников на лабазе нет. И вообще сделались намного осторожнее.

Много в том непонятного: медведи ведь звери одиночные, и как они рассказывают друг другу о накопленном опыте, неизвестно.

Но вообще медведи относятся к Волкову с большим уважением. Знают его, и избегают тесного общения всеми силами. Раз медведь явился прямо на Большую речку, к бане Волковых. Собаки лаяли до рвоты, Сергей рванулся с ружьем, Алексей (второй сын) помчался за отцом, и медведь их ждать не стал: как увидел, ломанулся через Большую, на склон – и улепетывать. Мужики его не поймали, зверь ушел. И Сергей Дмитриевич сказал, что зря спал у стенки ― пришлось прыгать через жену ― спал бы с краю, успел бы поймать этого противного медведя. А у меня появилась неприятная мысль, что зверь хотел навестить семью Волкова, пока самого его нет дома. А как он дома оказался, страшный Волков, задерживаться не стал.

Вот и когда сидел я один у избушки, какой-то гад из медведей взрыкнул на склоне. Нападать он явно не собирался – скорее наблюдал за ними с самого начала, а когда я остался один – подал голос, обозначил себя; проверял, паршивец, что буду делать.

– Балуй!! – Рявкнул я во весь голос.

И все, и больше не было эффектов. Проверил, поганец такой, не побегу ли. Интересно, а что бы он делал, кинься я со всех ног по дороге? Без карабина? Неприятно думать, говоря откровенно. Но Сергею Волкову я об этом рассказывать не стал: еще обидится за меня, что его хромоногого гостя пытался пугать медведь, найдет этого медведя и убьет. Не… не надо умножать счет кровной мести.

Волкова я спросил: а помогают ли медведи сделаться разумнее самому Волкову? И он серьезно задумался. В очередной раз убеждаюсь: этот человек глубоко уважает зверей. Человек 21 века, он легко пользуется мобильным телефоном, виртуозно водит машину и очень неплохо начитан. И сложные эволюционные теории, о которых я ему рассказывал, Сергею совершенно понятны. Но многое в его сознании мне напоминает времена, когда человек жил среди могучих зверей, и внимательно за ними наблюдал. Волков не верит в переселение душ из людей в медведей и обратно, но относится к зверям крайне серьезно. А может, и правда они способствуют развитию его ума? Вот благодаря этому отношению к зверям Волков и вызывает их ответное уважение. Он не считает себя выше зверей… Он просто умнее и сильнее.

Из цикла «Собачьи истории»

Английские собачьи истории. Собаки

Во всем мире и везде собаки походят на хозяев. В Англии это достигает какой-то предельной стадии. Англичане считают, что показывать свои чувства – презренно. Но не скроет своего истинного лица ни один хозяин собачки!

Я хорошо понял это в парке «Гуинсберри» в Лондоне, наблюдая за людьми и собаками.

Вот идет дяденька, до такой степени преисполненный чувства собственного достоинства, что надел костюм-тройку и галстук в семь часов утра в парке, в жару. Идет тяжелой походкой и зыркает исподлобья тяжелыми злобными взглядами, даже сопит от напряжения. Но я его не боюсь, этого дядьки: рядом тяжело семенит черный мрачный пес, и на псе написано: он хочет быть опасен и страшен, но на самом деле он не опасен и не страшен, он труслив. Пес – карикатура на хозяина.

Вот идет смурного вида пожилая леди: подчеркнуто прямая спина, неподвижные мышцы лица, строгое выражение… Ее я тоже не боюсь, но по совсем другим причинам, чем пожилого джентльмена, играющего в страшного человека: вокруг леди жизнерадостно прыгают, улыбаются, гавкают, бешено виляют хвостами три довольные, счастливые собаки – размером от болонки до овчарки.

Идет молодая пара – и их собачки весело лезут друг на друга и вообще на все встречное.

Идет пара пожилая, с добродушными, благожелательными собаками – удовлетворенно-чувственными, сытыми, полными самодовольства.

Бежит парень, а за ним – бешено вертящий хвостом, нюхающий каждый кустик песик, любящий жизнь и вообще всех окружающих.

Очень полезное дело – понаблюдать в парке за собаками.

Характер страны и народа раскрываются через собак. Не случайно Англия – царство «собачьих историй». Расскажу несколько, в которых Британия становится видна, как отраженная в громадном зеркале.

Проблема пролетариата, Или: Два мира, два образа жизни

Двести лет, при жизни восьми поколений, Британия была «мастерской мира». Шестьдесят процентов мужского населения работало на производстве. После Первой мировой или Великой войны производство стало менее важным. После Второй мировой – еще менее важным. Промышленность начала перемещаться в страны Третьего мира. В семидесятые годы прошлого века ввели понятие «свободно конвертируемой валюты», и процесс завершился: из «мастерской мира» страна превратилась в мирового банкира. Если сегодня в промышленности занят каждый десятый – уже хорошо. Да и то, как правило, это не этнический англичанин.

Хорошо? Наверное… Но возникает вопрос – куда девать пролетариат? Те самые шестьдесят процентов мужского взрослого населения? Англия, которую мы знаем – это Англия аристократии, буржуазии или среднего класса. Аристократов Конан-Дойля и Гейнсборо, мелких дворянчиков Киплинга и Дарелла, буржуев Голсуорси и Стюарт, интеллигентов Диккенса и Киттса, поповичей Уоррена и Дарвина.

Есть, конечно, выходцы и из низов – вроде Кука, сына батрака, или Оуэна и Фарадея, сыновей рабочих. Но это именно что выходцы. Они и интересны нам потому, что стали адмиралами, первооткрывателями, предпринимателями, учеными… Средним классом. А кому интересны, прошу извинить за выражение, пролетарии? Эта Англия пролетариев известна мало именно потому, что никому не интересна, ее люди сливаются в общую невыразительную массу. А она была и есть, эта масса.